Но со временем он узнал правду. Ровена, лишившись памяти, полюбила Мишанека, стала уважаемой и любимой женой и жила в роскоши, довольная и счастливая. И зная все это, Друсс продолжал воевать на стороне солдат, которые разрушили город, где она жила, и убили человека, любимого ею.

Друсс видел, как сражался Мишанек против Бессмертных, и видел, как эти отборные бойцы отступали в страхе перед израненным воином, окруженным трупами убитых врагов.

«Ты был настоящим мужчиной, Мишанек», — прошептал Друсс и вздохнул. Ровена никогда не корила его смертью Мишанека — да они никогда и не говорили о нем. Но теперь, в этой безмолвной пустыне, Друсс понял, что это было неправильно. Мишанек заслуживал лучшего, как и Ровена — милая, нежная Ровена. Она хотела одного: выйти за крестьянина, которым сделался Друсс, построить дом и растить детей. Но Друсс, бывший крестьянином когда-то, уже не мог вернуться к прошлому. Он вкусил радость битвы, хмельной дурман насилия, и даже любовь к Ровене не могла удержать его в родных горах. А детьми судьба их не благословила. Друсс, так желавший иметь сына, ощутил мимолетное сожаление, но тут же изгнал его из своих мыслей. Он подумал о Зибене и с улыбкой признал, что они не так уж отличаются друг от друга. «Оба мы мастера бесплодных дел, — сказал он мысленно, — я дерусь по поводу и без повода, ты предаешься любовным утехам без любви. Что мы можем дать этому истерзанному страданиями миру?» Ветер усилился, и беспокойство Друсса возросло. Прищурившись, он всматривался в степь. Все было тихо. Он вернулся к мальчику и спросил:

— Что говорят дозорные?

— Ничего. Ни гайинов, ни Спинорубов.

— Когда их сменят?

— Когда луна коснется самой высокой горы.

Значит, скоро, подумал Друсс, посмотрев на небо. Он снова отошел в сторону — тревога не оставляла его. Надо было устроить ночлег среди скал — водятся там демоны или нет. Вдали показался всадник — он помахал Менгу и рысью въехал в лагерь. Вскоре в степь выехал сменивший его воин. Появился второй дозорный, за ним третий. Друсс подождал немного и спросил мальчика:

— Разве в дозор посылали не четверых?

— Точно, четверых. Джодаи, наверно, дрыхнет где-нибудь. Дядя будет недоволен.

Ветер переменился. Друсс вскинул голову и понюхал воздух, а после схватил мальчишку за плечо и поднял на ноги.

— Буди своего дядю — быстро! Скажи, чтобы все отступали в скалы.

— Убери руки! — Мальчишка замахнулся, но Друсс притянул его к себе.

— Слушай, парень: смерть рядом. Ты понял? Кто знает, успеем ли мы. Беги со всех ног, если жизнь дорога!

Менг припустился к лагерю, а Друсс с топором в руке неотрывно смотрел в пустую, казалось бы, степь. Потом и он вернулся в лагерь. Когда он протиснулся за щит, Нуанг был уже на ногах. Женщины торопливо укладывали одеяла и провизию, шепотом утихомиривая детей. Нуанг подбежал к Друссу и спросил:

— Что ты видел?

— Не видел, а чуял — гусиный жир. Уланы смазывают им сбрую и кольчуги, чтобы те не ржавели. Их кони спрятаны где-то близко.

Нуанг выбранился и отошел. Зибен вылез из юрты, застегивая свою перевязь. Друсс махнул ему и указал на скалы в сотне шагов от них. Надиры, раздвинув ветровые щиты, уже бежали через открытое пространство. Оставшиеся воины заводили коней в глубокую расселину. Друсс занял место в хвосте отряда. Одна из женщин упала на бегу, и он помог ей встать. Она несла на руках ребенка и вела за руку другого, едва научившегося ходить. Друсс поднял малыша на руки и побежал вместе с ней. Еще не все женщины успели добраться до скал, когда из ближней балки появились пятьдесят улан. Они наступали пешими, сверкая клинками при луне.

Передав ребенка объятой ужасом матери, Друсс поднял Снагу и обернулся к солдатам лицом. Несколько надирских воинов, вскарабкавшись на скалы, уже осыпали врага черными стрелами, но готиров надежно защищали панцири, кольчуги и шлемы с забралами. Вдобавок каждый прикрывался круглым щитом, пристегнутым к левой руке. Стрелы большей частью отскакивали от них, не причиняя вреда, — только один солдат, раненный в бедро, зашатался и упал, потеряв шлем с белым плюмажем.

— Целься ниже! — заорал Друсс.

Пятясь, он продвигался к узкому проходу в скалы. Первые трое улан ринулись вперед, и он с ревом прыгнул им навстречу, раскроив Снагой шлем первого и убив второго обратным ударом, распоровшим живот. Третий взмахнул саблей, но она отскочила от черного шлема Друсса. Снага со свистом обрушился на прикрытую кольчугой шею солдата. Прочная кольчуга не дала лезвию рассечь кожу, но тяжесть удара вдавила звенья в шею и раздробила позвонки. К месту схватки подоспели еще несколько солдат. Первый попытался заслониться от топора деревянным, укрепленным железом щитом, но Снага расколол щит надвое и разрубил руку под ним. Улан с криком упал, увлекая за собой еще двоих. Узкий проход позволял нападать только трем сразу, а остальные толклись сзади. Надиры сверху швыряли камни и обстреливали незащищенные ноги врагов.

Друсс рубил напропалую, и его топор уже обагрился кровью.

Уланы дрогнули и отступили. У ног Друсса стонал солдат с перерубленной рукой. Друсс, став на колени, стащил с раненого шлем и сгреб его за волосы.

— Сколько вас тут? Говори, и будешь жить — я отпущу тебя к своим.

— Две роты — клянусь, это правда!

— Вставай и беги — за лучников я не отвечаю.

Солдат, спотыкаясь, припустил назад. Две стрелы отскочили от его панциря, третья попала в бедро. Он захромал дальше и сумел-таки добраться до своих.

Две роты... пятьдесят человек. Друсс сосчитал тела, которые были на виду. Семерых он убил топором, еще несколько сбиты стрелами и уже не вступят в бой. Значит, остается около сорока человек — недостаточно, чтобы взять штурмом эти скалы, но достаточно, чтобы запереть надиров там и послать за подкреплением.

Трое молодых надиров слезли вниз, чтобы снять с убитых доспехи и оружие. Нуанг спустился с ними.

— Думаешь, теперь они отойдут назад?

— Нет, они будут искать другой путь. Надо отойти подальше в скалы, иначе они могут окружить нас. Сколько было в том отряде, который напал на вас в камышах?

— Не больше сотни.

— Тогда остается вопрос: где еще две роты?

Неожиданно уланы снова пошли в атаку. Надиры бросились обратно, но Друсс вышел вперед.

— Идите сюда и умрите, сукины дети! — взревел он, вызвав гулкое эхо в скалах. Первый улан взмахнул саблей, целя ему в горло, но Снага отразил удар. Солдат отлетел назад, врезавшись в двух своих товарищей. Когда Друсс ринулся на них, они повернулись и побежали.

Нуанг с мечом в руке стал рядом с ним. В надирском лагере вспыхнуло пламя, и Нуанг выругался, но Друсс только хмыкнул.

— Юрты — дело наживное, старик. Сдается мне, твоя удача переменилась к лучшему.

— Как же, как же. Впору прыгать на радостях от такой удачи!

Ниоба лежала на животе, глядя сквозь узкий просвет в черном базальтовом камне.

— Твой друг — великий воин, — сказала она, откинув с лица иссиня-черные волосы.

Зибен пригнулся рядом с ней.

— Такой у него дар, — признал он, раздраженный ее восхищением и тем, что ее миндалевидные глаза прикованы к Друссу.

— Почему тебя нет рядом с ним, поэт?

— Милая, когда Друсс начинает махать своим топором, никому не хочется быть с ним рядом. И потом, он любит сражаться с превосходящими силами противника. Это позволяет ему проявить себя с лучшей стороны.

Ниоба, приподнявшись на локте, посмотрела ему в глаза.

— Ты больше не боишься, поэт? Когда мы бежали сюда, ты весь дрожал.

— Не выношу насилия, особенно когда оно направлено против меня. Но сюда они за нами не полезут. Это уланы в тяжелых доспехах, дело которых — кавалерийские атаки на открытой местности. Сапоги у них с высокими каблуками и подбиты железом, чтобы лучше держаться в стременах. Для лазания по вулканическим скалам они уж никак не приспособлены. Они отойдут и будут поджидать нас в степи. На некоторое время нам ничего не грозит.